Двадцать четвертую неделю мы посвятили штатам Род-Айленд и Коннектикут.
Из прекрасного Бостона мы движемся на юго-запад, в самый маленький, но гордый и свободолюбивый штат Род-Айленд.
Красотища восточного побережья — утопающие в осенних красках старинные здания, пики церквей и купола административных учреждений.
Столица штата была основана в 1636 году Роджером Уилльямсом, которого выгнали из Массачусетса за слишком свободные религиозные взгляды. Роджер воткнул лопату в песчаный берег реки и поклялся построить город, в котором никогда никого не будут лошить и преследовать за то, что других не должно и не может касаться. Название городу было придумано соответствующее — Providence, Провидение.
Город получился симпатичный и цельный.
Конечно же, в центральных парках обитают местные хиппи и бомжи, но выглядят они мирно.
В Провиденс расположен престижный Брауновский Университет, известный своим либеральным подходом к обучению студентов. Студенческий городок.
Студенческая тусовка. Флаги олицетворяют одну из лучших сторон страны — здесь, в стране иммигрантов, все национальности на самом деле равны, а американцем себя с гордостью называет каждый, кого Америка приняла в свою многонациональную семью.
Может оттого, что нам пока не пришлось поучиться в университете, нам так нравится гулять по университетским городкам?
Стеночный натюрморт Род-Айленда.
Мемориал ветеранам Корейской войны. На имена солдат, высеченные в камне, можно наступать. Потому что лучше пройтись по этим кирпичам с именами и на самом деле вспомнить о воевавших и павших, чем огородить все это забором, к которому никто никогда не подойдет и о тех, в честь кого он установлен, никогда не вспомнит. Вообще, в штатах практически все памятники и мемориалы сделаны так, что на них можно сидеть и по ним можно ходить. Что очень правильно.
Капитолий штата. Вокруг ремонт, куда же без него.
Когда мне было шесть лет мы переехали из новой девятиэтажки на окраине в тихий, старый четырехэтажный район в центре города. Квартира была хороша всем, кроме насекомых. Прежние хозяева, видимо, не очень тяготились наличием тараканов и клопов, поэтому устроили себе небольшой рассадничек. Естественное, первое, за что мама взялась — это уничтожение насекомых. Тараканы-прусаки послушно перебрались через вентиляцию к соседям и уже оттуда продолжили редкие набеги.
С клопами было сложнее, потому что они поселились в узких отсеках над кладовыми. Взрослому человеку добраться туда было невозможно, поэтому родители мобилизовали меня и моего брата на войну с мерзкими тварями. Нам нужно было забираться на антресоли и сперва давить клопов, спрятавшихся в дальних углах, а затем замазывать штукатуркой трещины и полости, из которых их собратья могли попасть в нашу квартиру.
В принципе, мне вся эта возня была очень интересна, за исключением одного фактора: у меня с детства было очень сильно развито обоняние. Война с клопами, как выяснилось, несла с собой не только азарт, но еще и мерзкий запах: раздавленный в кровяное пятно клоп вонял исключительно тошнотворно. В тесном, непроветриваемом пространстве это было довольно неприятное переживание.
Шли годы, я оправился от детской травмы и почти забыл об антресольной войне с зловонными клопами. А потом пришли какие-то люди, до этого жившие на Кавказе, и сказали: «Мы сейчас будем кушать очень вкусную зелень. Выглядит она как петрушка, только у нее вкус и запах немного другой, попробуй!» Попробовал я только для формы, потому что уже по запаху понял, что мой детский кошмар снова рядом и, похоже, будет преследовать меня до конца моей жизни. Кориандр, что на греческом «клоп», потому так и называется, что его зелень, кинза, воняет абсолютно так же, как черный, жирный, поблескивающий клоп, которого только что раздавили.
Мои друзья до сих пор не понимают, что это со мной и почему я категорически против даже находится рядом с пожирающими клопов кушающими кинзу, не говоря уже о том, чтобы самому это делать. Я, конечно, пытался им что-то объяснять, и они даже согласились не мучать меня своей клоповнической травой, но главное объяснение ими, похоже, так и не было усвоено: как музыкант с абсолютным слухом (это я) физически не может переносить ужасную, неграмотно сделанную или неправильно диссонирующую гармонию, так и человек с обостренным обонянием не может переносить неприятные запахи, которые по задумке Природы обозначают опасность для его здоровья.
Тематический ресторан, в котором можно отведать различные блюда, все приправленные запахом клопов.
Спускаемся еще ниже к заливу Наррагансетт.
После четырех лет жизни на Гавайях мы все никак не можем привыкнуть к безлюдным, холодным океанским пляжам.
У воды, как это заведено во всем мире, живет обеспеченная часть населения.
Отличительная черта восточного побережья — ремонтирующиеся старинные дома. Обама все-таки ухитрился выдернуть страну из экономической ямы, в которую ее погрузил вояка Буш, и даже потянул на бугорок роста. Народ отреагировал новыми дорогами, мостами, целыми районами новостроек и вот такими реставрированными домами.
Осень в Ньюпорте, городке миллионеров, живущих в больших городах, а сюда приезжающих на каникулы в свои сезонные резиденции.
Один из таких дельцов, Корнелиус Вандербилт Второй, решил, видимо, удивить не только соседей, но и самого себя, отстроив дворец на месте сгоревшего поместья, который он назвал The Breakers.
Как и всякий разбогатевший представитель среднего класса, начавший свою карьеру клерком, Вандербилт Второй решил поразить современников не только масштабами своего летнего дома, но и великолепием и пышностью.
Удалось ему это лишь частично: бывшие фермеры и рабочие, удачно поднявшись по социальной лестнице, ахали и хрустели шеями, разглядывая позолоченную лепнину и роспись на стенах и потолке. Судя по услышанным нами репликах, многие наши современники реагировали так же.
Однако культурные люди, знающие толк в стиле и вкусе, тихонько посмеивались с Корнелиуса, выстроившего дворец цыганского барона. Не помогали даже баснословно дорогущие по тем временам платиновые вставки в стенах, редчайший средиземноморский и африканский мрамор, фрагменты отделки, снятых со средневековых французских замков и настоящая позолота везде, где только можно.
Не помогали и рассказы уволившихся слуг про их убогие условия жизни — про низкие зарплаты, про узкие кровати с тонкими матрасами и про невыносимую жару летом на верхних этажах, где расположены их комнаты.
Смотрительницы дома-музея (редкое явление) следят за тем, чтобы никто не фотографировал роскошь.
Защищающие от свежего океанского ветерка стулья на веранде.
Источник: travel.ru
